Мнение: переводчиков-фрилансеров не ИП в России скоро не останется

Ну или почти скоро. Или почти не останется. В общем, коллеги, у меня для вас хорошие новости: цены на российском рынке перевода, кажется, будут расти. По моим самым осторожным прогнозам, рост составит приблизительно 30–50% в ближайшие несколько лет, но давайте обо всем по порядку.

Сразу оговорюсь, что речь пойдет исключительно о вольнопрактикующих переводчиках (фрилансерах). Отсюда и далее, если перефразировать поэта, мы говорим «переводчик», подразумеваем «вольнопрактикующий переводчик» (или «переводчик-фрилансер»). Только так. Кто работает в министерствах, госкорпорациях и в других местах по трудовому договору, дальше можете не читать. Разве что ради любопытства. В любом случае это не про вас.

Итак, что я наблюдаю в последнее время? С одной стороны, ощутимо увеличилось число жалоб переводчиков не ИП на неплатежи со стороны бюро переводов. При этом у переводчиков ИП проблем с этими же бюро не возникает, во всяком случае массовых жалоб от коллег, работающих в правовом поле, не слышно. С другой стороны, все чаще и чаще слышны призывы бюро переводов к переводчикам регистрироваться в качестве ИП. Почему? Да все очень просто: обнал стал дорогим, обнал стал очень рисковым, обнал стал очень опасным. А других способов расчетов с переводчиками не ИП, кроме как обнал, не существует. От некоторых бюро уже даже раздаются призывы к переводчикам объединяться в группы по несколько человек, в которых один будет ИП, а остальные не ИП. Никогда в жизни не соглашайтесь на такие «схемы»! Объяснять, почему, не буду. Если не понимаете сами, меняйте сферу деятельности. Запомните: в России для переводчиков не существует никакой другой на 100% легальной формы работы, кроме как регистрация в качестве ИП. Я надеюсь, что в комментариях не увижу вопроса: «А как же по договору ГПХ?». Коллеги, это несерьезно. Забудьте эту аббревиатуру в данном контексте раз и навсегда. Кто не понимает почему, думайте, анализируйте, копайте глубже. Я на таких элементарных вещах останавливаться не буду.

Теперь давайте поставим себя на месте среднестатистического переводчика не ИП (сферического в вакууме, да), оказавшегося перед выбором: или становиться ИП, или остаться без заказов и без работы. Что происходит с таким переводчиком, о чем он думает? «Кошмар! Это же надо платить налоги! А еще страховые взносы. А еще плату за обслуживание счета ИП, которая значительно превышает плату за обслуживание счета физического лица. А еще бухгалтеру, а еще юристу, а еще, а еще, а еще…». И вот мы видим, как в таких «предродовых муках» рождается… предприниматель! Самый настоящий предприниматель, для которого такие понятия, как себестоимость, доход и расход являются не терминами из глоссария для перевода, а реальными экономическими категориями, в которых этот предприниматель живет и которыми он мыслит. Да и бюро переводов из «работодателя» превращается в равноправного с юридической точки зрения заказчика, с которым условия работы можно и давно уже нужно обсуждать тоже на равных. Которому, в конце концов, можно ответить: «Ваше встречное предложение ниже моей себестоимости».

И вот тут-то пришло время определить, чему равна себестоимость перевода. Для начала остановимся на письменном переводе, об устном поговорим как-нибудь другой раз. Хотя бы потому, что письменных переводчиков гораздо больше, чем устных, ставки за письменный перевод ушли гораздо глубже дна, чем за устный, и, наконец, я сам больше занимаюсь письменным переводом, чем устным. Поэтому было бы здорово, если бы коллеги, занимающиеся только или в основном устным переводом, высказали в комментариях свои соображения о себестоимости устного перевода. Разумеется, вывести единую общую для всех величину себестоимости не получится. У каждого себестоимость получится своя. Поэтому мой расчет будет очень приблизительным. Он основан как на моих собственных расходах, так и на расходах, которые несут коллеги. Эту информацию я брал из публичных комментариев, дискуссий в интернете, на конференциях и т. д.

Если разделить расходы переводчика на несколько больших групп, получается следующая картина. Чтобы выполнять письменный перевод, переводчику нужно где-то жить, чем-то питаться, во что-то одеваться, покупать что-то для дома, на чем-то передвигаться, пользоваться связью, по возможности не болеть, поддерживать свое здоровье, ездить на отдых и развлекаться, нести профессиональные расходы (на чем-то работать, посещать профессиональные конференции, семинары, вебинары и др., повышать свое мастерство, быть членом профессиональных сообществ, платить налоги и другие необходимые платежи), нести непредвиденные расходы. Далее привожу приблизительные минимальные, средние и максимальные суммы, которые переводчик должен потратить за год на все вышеперечисленное. Все суммы выражены в российских рублях.

Таблица 1. Расходы

Исходя из этих, очень приблизительных, повторюсь, данных и можно рассчитывать себестоимость письменного перевода. Чтобы ее рассчитать, нужно также знать количество часов, необходимое переводчику, для того, чтобы выйти на себестоимость.

Для расчетов берем перевод в нормальном (не срочном) режиме со скоростью одна страница в час. Разумеется, эта скорость также является приблизительной. Например, несколько дней назад лично я за три часа перевел почти семь страниц, но, во-первых, после этого мне потребовалось несколько часов на восстановление сил, во-вторых, постоянно работать в таком режиме невозможно без ущерба для здоровья и без других неблагоприятных последствий. Просто примите это как данность. Поэтому одна страница в час. Если медленнее, а так тоже бывает и нередко, это предпринимательский риск переводчика, если быстрее — его дополнительная выгода.

Далее считаем количество часов, которое переводчику необходимо отработать за год. Пожалуй, здесь тоже есть минимальные, средние и максимальные значения. По моим ощущениям они такие:

Таблица 2. Рабочие часы

Пояснения к таблице 2:
1. При максимальном количестве часов переводчик в среднем работает: 8 часов в день, 6 дней в неделю, 4 недели в месяц, 11,5 месяцев в году; отдыхает, посещает конференции, семинары, занимается повышением квалификации в среднем 0,5 месяца в году.
2. При среднем количестве часов переводчик в среднем работает: 8 часов в день, 5 дней в неделю, 4 недели в месяц, 11 месяцев в году; отдыхает, посещает конференции, семинары, занимается повышением квалификации в среднем 1 месяц в году.
3. При минимальном количестве часов переводчик работает: 8 часов в день, 5 дней в неделю, 4 недели в месяц, 10 месяцев в году; отдыхает, посещает конференции, семинары, занимается повышением квалификации в среднем 2 месяца в году.

Выбор, как говорится, за вами.

Теперь у нас есть приблизительные данные, необходимые для расчета приблизительной себестоимости 1 страницы письменного перевода. Рассчитаем себестоимость при минимальных, средних и максимальных расходах отдельно для максимального количества часов, отдельно для минимального и отдельно для среднего. Получаем следующие значения:

Таблица 3. Себестоимость при минимальных расходах в рублях

Таблица 4. Себестоимость при средних расходах в рублях

Таблица 5. Себестоимость при максимальных расходах в рублях

Мы рассчитали приблизительную себестоимость одной страницы перевода. Хотите рассчитать свою точную себестоимость? Ведите учет не только доходов, но и расходов за год. Учитывайте все: от платных туалетов до покупки велосипеда. За несколько лет вы сможете определить собственный среднегодовой расход. Также учитывайте количество времени, которое вы работаете, хотите работать или можете работать.

Однако это еще не все. как и любому другому предпринимателю, переводчику необходимо зарабатывать, быть рентабельным, обеспечивать себе доход. Как определить рентабельность и желаемый доход? По-разному. Я беру рентабельность 20%, которая, как и все остальные числа в этой статье, является очень приблизительной. С учетом этой рентабельности вот какие ставки переводчик должен предлагать своим (любым!) заказчикам:

Таблица 6. Ставка переводчика за 1 страницу при минимальных расходах в рублях

Таблица 7. Ставка переводчика за 1 страницу при средних расходах в рублях

Таблица 8. Ставка переводчика за 1 страницу при максимальных расходах в рублях

Сравнили эти значения с теми ставками, по которым работаете вы? Если работаете выше себестоимости, молодцы. Если выходите в ноль, это лучше чем ничего. Если же вы постоянно в минусе, вот вам ответ на вопрос, почему это так. Сделали выводы? А теперь бегом марш в налоговую и регистрируйтесь в качестве ИП. Немедленно! Нет-нет, я не говорил и не имел в виду, что как только вы получите свидетельство о регистрации в качестве ИП, вам сразу начнут платить такие ставки. Это вы, став предпринимателями, должны предлагать своим заказчикам такие ставки, а все их «почему» обосновывать примерно такими доводами, которые я изложил в этой статье. Можете даже ссылку своим заказчикам отправлять, разрешаю.

В заключение я возвращаюсь к собственному прогнозу, сделанному в начале этой статьи. Полный отказ от работы с переводчиками не ИП неизбежен. Аннушка уже купила подсолнечное масло, и не только купила, но даже и разлила. Так что заседание не состоится возврат к прежнему положению вещей абсолютно невозможен. Можно рассуждать о том, когда именно это произойдет, но что это произойдет неизбежно, даже не сомневайтесь. Отказываясь от работы с переводчиками не ИП, бюро переводов волей-неволей вносят собственный (неоценимый нами, переводчиками) вклад в рост рынка переводов. Однако осуществление моего прогноза — это только половина дела, так как рост рынка на 30-50% все равно не всегда и не везде сможет хотя бы покрывать затраты. Вторую половину дела должны сделать сами переводчики-предприниматели. И запомните: предпринимателями вы станете не тогда, когда зарегистрируетесь в качестве ИП, а когда будете мыслить, как предприниматели.

Как я поступал и не поступил в Высшую школу перевода – 2

После того, как в прошлом году я не поступил в Высшую школу перевода (ВШП), сначала я решил, что больше вообще не буду туда поступать. Однако позже, прочитав в Фейсбуке публичную дискуссию о пользе и перспективах обучения в ВПШ, состоявшуюся между Екатериной Шутовой (преподаватель Школы, если кто-то еще не знает) и одним из коллег, я решил снова попробовать свои силы.

В этом году процесс поступления для меня был гораздо более будничным и прозаичным. После прошлогодней неудачи я два раза приезжал в Школу на курсы синхронного перевода Фалалеева и Погодина. В общей сложности провел там один месяц. Сказать, что я приехал, как к себе домой, будет, наверное, слишком нагло, однако в любом случае Школа уже успела стать знакомым и в какой-то степени родным местом. Это — факт! Поэтому никаких костюмов и прочей парадной атрибутики, никаких отелей и приездов накануне… Я приехал тихо и незаметно, за три часа до первого экзамена, в кроссовках, джинсах и футболке. Остановился в общежитии на Казанской, д. 6. Там вполне себе хорошо, уютно и спокойно. И недорого! Кстати говоря, если вы подумали, что встречать вас будут по одежке, и ваш внешний вид как-то повлияет на ваше поступление, это была самая неудачная мысль, которая могла прийти вам в голову. Форма одежды здесь — повседневная. Как вы одеваетесь на работу, учебу или встречу с друзьями, в таком виде приходите и сюда.

Вернемся к экзаменам. Во время экзаменов у меня не было абсолютно никаких страхов, никаких переживаний и никакого волнения. Хотя и в прошлом году я тоже не особо волновался. Я вообще редко волнуюсь. Большим удивлением для меня стало то, что в этом году письменный экзамен по английскому языку оказался полностью «cross file repetition» прошлогоднего экзамена. Вы не знаете, что такое cross file repetition? Серьезно? Срочно исправляйтесь! Так вот. Этот экзамен я сдал еще хуже, чем в прошлом году: 40 сейчас против 47 тогда. Максимальная оценка, напомню, 100. Мои ожидания были в районе 45–50 баллов. Оценка по английскому письменному переводу была традиционно высокой: все-таки письменный перевод — это мой основной хлеб, как это ни парадоксально. Хотя и эта оценка оказалась ниже, чем в прошлом году: 72 сейчас против 74 тогда. Я ожидал 85–90 баллов. Результат письменного экзамена по испанскому языку был предсказуемым и вполне проходным: 61 балл. По прошлому году данных у меня нет. Самой неприятной неожиданностью оказалась оценка по письменному испанскому переводу: тоже 61 балл. Этого было достаточно, чтобы пройти дальше, но в прошлом году испанский письменный перевод я сдал на 80 баллов.

Как вы уже поняли, из-за 40 баллов по английскому языку я сел в первый же самолет после объявления результатов и через три часа уже был дома и пил чай. Буду ли я поступать в следующем году? Если в моей жизни не произойдет каких-либо существенных изменений, которые станут к этому препятствием, однозначно буду. Теперь уже во мне зажегся спортивный азарт. Что я могу посоветовать тем, кто желает попробовать свои силы? Дам только один совет: ваш английский должен быть лучше моего итальянского сегодня. Мой итальянский сегодня — это уровень C2 и 75 баллов из 100 возможных. Итак, ваш английский должен быть намного лучше. Желаю успехов и до встречи в следующем году!

Обновление от 28 марта 2016 года. Только что узнал, что письменный испанский перевод я сдал на 5 из 5. Такой вот утешительный приз.

Еще раз о Санкт-Петербургской высшей школе перевода

После того, как в этом году я не поступил в ВШП, мне несколько раз довелось участвовать в дискуссиях, в том числе публичных, так или иначе касающихся Школы и обучения в ней. Во избежание недопонимания, неправильной трактовки моих слов и прочих недоразумений, хочу раз и навсегда сказать следующее.

Я считал и считаю Санкт-Петербургскую высшую школу перевода (она же ВШП, она же Школа) идеальным и лучшим в России учебным заведением по подготовке переводчиков.

Скорее всего, я не буду поступать в Школу на будущий год, но это решение — личное и субъективное — обусловлено исключительно наличием определенных фактов и обстоятельств, имеющих место в моей (!) биографии. Я кратко перечислю лишь некоторые из них:

1. Возраст.

2. Я уже умею переводить, хотя прекрасно понимаю, что это умение можно и нужно совершенствовать на протяжении всей жизни. За последние два месяца мой перевод был прослушан двумя авторитетными коллегами. Оба раза коллеги отозвались положительно о переводе, обратив внимание на имеющиеся пробелы в языке (имеется в виду английский язык), которые необходимо восполнить. При этом в Школе учат как раз не языку, а переводу. Предполагается, что уже на стадии поступления языком необходимо владеть на высоком уровне. Кстати говоря, именно из-за языковых пробелов я и не поступил. Я получил высокие оценки по переводу (74/100 с английского и 80/100 с испанского) и одновременно низкие оценки по языку (47/100 по английскому, про испанский не знаю). Правда, это было полгода назад, а сейчас мой уровень английского и испанского по субъективной оценке уже стал выше. Итак, повторюсь, что Школа — это действительно лучшее учебное заведение по подготовке переводчиков, но это не самое подходящее место для восполнения сугубо языковых пробелов.

3. Перспективы. Как выяснилось, выпускники лучшего учебного заведения конкурируют на рынке на общих основаниях. Судя по разговорам с некоторыми выпускниками, особых преимуществ у них нет. Разве что бюро переводов включают их в свою базу без предварительного тестирования.

Это основные, но не все причины, которые подвели меня к почти окончательному решению пойти с английским и испанским языками по пути итальянского языка, а именно путем самообразования  с последующей сертификацией.

Что я хочу и могу сказать тем, кто находится в раздумье? Если вы молоды и никогда не сидели в кабине, если у вас вообще нет переводческого опыта, но есть такая же страсть к профессии, как и у меня, обязательно поступайте. Не думайте, куда поступать! Идите в Санкт-Петербургскую высшую школу перевода!

О дирижерах и переводчиках-синхронистах

Все-таки у музыкантов и переводчиков есть очень много общего, а дирижер и переводчик-синхронист так и вовсе почти родственные профессии. Если музыкальные ноты сравнивать с буквами алфавита, из которых строятся слова, фразы и предложения (в музыке все это тоже имеется), то каждый ключ и строй — это как отдельный иностранный язык. Всеми этими «иностранными языками» дирижер должен владеть «на уровне носителя», то есть исполнителя на соответствующем инструменте. Итого выходит четыре ключа и шесть строев транспонирующих инструментов, если не считать самые экзотические. Нередко все это оказывается в одной и той же партитуре. Однако даже при минимальном наборе (например, альтовый ключ у альтов, трубы в строе «си-бемоль» и валторны в строе «фа») чтение партитуры с точки зрения умственной деятельности становится самым настоящим синхронным переводом.

Для тех, у кого вообще нет музыкального образования, объясню, почему это так. Тем, у кого за плечами хотя бы семь классов детской музыкальной школы, дальше читать будет неинтересно: вы все это и так знаете.

Ключ служит для обозначения высоты звука, на который указывает та или иная нота, например, если нота стоит на первой линии, то в скрипичном ключе это ми первой октавы, в альтовом — фа малой октавы, в теноровом — ре малой октавы и, наконец, в басовом — соль большой октавы. Если вообще нет никакого ключа, то и нота тоже не обозначает никакого звука.

Чтению в нужных ключах учат с самых первых уроков музыки. Но каждый исполнитель, как правило знает только те ключи, которые используются для записи партии его инструмента. Дирижер же должен свободно владеть всеми ключами. Основных таких ключей четыре, они указаны выше. Есть еще экзотические: сопрановый и меццо-сопрановый. Сейчас они практически не используются, но если надо исполнить какое-нибудь произведение эпохи Барокко, очень может быть, что в старинной партитуре до сих пор могут попасться и эти ключи тоже. Примерно в такой же ситуации оказывается итальянский переводчик, если ему в переводе попадается предложение на французском, испанском или латинском языке: зачастую надо просто включить интуицию.

Со строями транспонирующих инструментов ситуация выглядит еще интереснее. В силу технических особенностей некоторых музыкальных инструментов звуки, которые эти инструменты издают, не соответствуют написанным для них нотам. Например, если в партии кларнета (обычно в строе «си-бемоль») написана нота «ре», и кларнетист ее сыграет на своем инструменте, как написано, то на самом деле прозвучит нота «до». Поэтому чтобы потребовать от кларнетиста сыграть ноту «до», надо написать ему в партии именно ноту «ре». Если ту же самую ноту «до» потребовать от валторны (обычно в строе «фа»), валторнисту в его партии надо написать ноту «соль» и т. д. Итак, если попросить весь оркестр сыграть одну и ту же ноту «до», то кларнеты и трубы должны сыграть ноту «ре», английский рожок и валторны — ноту «соль» и т. д.

Теперь представьте, что каждый инструмент издает не одну ноту, а исполняет сложнейшую партию. У хорошего дирижера все эти партии должны звучать в ушах. Более того, не просто звучать, а звучать в строе каждого транспонирующего инструмента. Вот тут и возникает «синхронный перевод»! Причем, если синхронист в кабине одновременно работает с двумя языками, то у дирижера в партитуре таких «языков» может оказаться вплоть до десяти.

Как я поступал и не поступил в Высшую школу перевода

Предыстория

Много лет я работаю переводчиком, и сегодня основной мой рабочий язык — итальянский. Образование у меня музыкальное и юридическое, и изначально я был специалистом с условным знанием иностранных языков. Какие это были языки? Английский — я его изучал с 1-го класса по 3-й курс университета, но преподавали нам его, в основном, по советской методике. Это когда 15 лет учишь язык, но так и не владеешь им на нормальном уровне. С 1-го курса музыкального училища я стал учить еще и итальянский язык. В университете я продолжил его изучение. Там же, в университете добавился факультатив польского языка. Я неплохо им овладел и пока учился, был даже переводчиком-волонтером на студенческих конференциях: встречал польские делегации, гулял с ними по городу и, конечно, переводил их выступления. Кроме этого, были неудачные попытки выучить немецкий и арабский язык. В итоге итальянский язык победил все остальные языки. На последнем курсе я уехал стажироваться в Рим, половину своего диплома написал именно там.

Когда стал работать по специальности (юристом), старался, чтобы работа хоть как-то была связана с итальянским языком. Время от времени я умудрялся находить итальянских клиентов и давал консультации на родном для них языке. Постепенно я начал выполнять письменные переводы документов. Эта работа мне понравилась, и я погружался в нее все глубже и глубже, пока, наконец, не погрузился с головой. Через несколько лет стал сотрудничать с бюро переводов в качестве переводчика. Одновременно я занимался самосовершенствованием на выбранном поприще. В то время я не мог себе позволить второе, дополнительное или какое-нибудь другое образование, поэтому переводу учился сам: сначала письменному, потом и устному. Читал какие-то книги, форумы, слушал более опытных коллег, разбивал лоб о собственные ошибки.

Про то, что в Санкт-Петербурге есть Высшая школа перевода, я впервые узнал, кажется, в 2010 году, когда пришел на форум Города переводчиков. Причем жил я тогда тоже в Санкт-Петербурге, как выяснилось позже, на расстоянии менее одного километра от здания ВШП. В то время я еще слабо представлял себе, что это за учебное заведение. Потом были конференции: UTIC и TFR, на которых я познакомился с Ириной Сергеевной — директором Школы и с некоторыми преподавателями. Однако апофеоз знакомства со Школой пришелся на Олимпийские Игры в Сочи, где я отработал 31 день в качестве переводчика-синхрониста в итальянской кабине. Все это время я провел рядом с уже знакомыми и новыми преподавателями и с выпускниками ВШП. С кем-то — только две недели, так как график работы у всех был разный. Когда я вернулся домой после Олимпиады, я понял, что тоже хочу там учиться.

Подготовка

Самая большая проблема заключалась в языковых парах. Мой итальянский язык в ВШП был абсолютно никому не нужен, поскольку рабочими языками Школы являются языки ООН (кроме арабского) и немецкий язык. При этом рабочих языков в обязательном порядке должно быть два: В и С, при условии что язык А — обязательно русский. Про деление языков на А, В и С писать не буду. Кто об этом не знает и хочет узнать, без труда найдет нужную информацию в интернете.

Итак, в качестве языка В я, недолго думая, выбрал английский, хотя на тот момент, откровенно говоря, его уровень еле-еле дотягивал до языка С. Сложнее было определиться собственно с языком С. В моем случае (с итальянским В) языком С мог быть французский или испанский. И тот, и другой мне надо было начинать учить с нуля. После долгих раздумий и советов, в том числе, с иностранными преподавателями Школы я выбрал испанский язык.

В августе 2014 года я пошел учиться в Институт Сервантеса на интенсивный курс. Мы занимались пять дней в неделю по пять часов. С сентября к испанскому добавился английский: три месяца ко мне домой приезжал преподаватель, которого я очень долго искал и выбирал. Когда интенсивный курс испанского закончился, я выбрал еще два индивидуальных курса, а также пошел учиться на курсы английского синхронного перевода. Все это продолжалось до февраля – марта 2015 года, и последнее занятие на английских курсах было за день до вылета в Санкт-Петербург.

Одновременно я работал (очень много!) и занимался личными делами, которые требовали значительных перемещений в пространстве. Чтобы вам было понятно, с ноября 2014 года по март 2015 я совершил около 30 перелетов из Москвы в Минск, Тбилиси, Киев, Днепропетровск, Нью-Йорк, Чикаго, Екатеринбург и, наконец, Санкт-Петербург, а также обратно из этих городов.

Поступление

В Санкт-Петербург я прилетел за два дня до начала вступительных экзаменов. Я долго выбирал гостиницу и выбрал такую, которая находилась в десяти минутах пешей ходьбы от Школы. Я решил не экономить и на период экзаменов ограничил себя от всех возможных трудностей, не имеющих отношения к самим экзаменам. Именно поэтому я, например, отказался от общежития, которое предлагала Школа и до которого, говорят, ехать 45 минут в один конец.

Почти каждый день у нас должно было быть по два экзамена. Иногда — по одному. В первый день было два письменных экзамена: утром по английскому языку, после обеда — по переводу с английского языка на русский. Экзамен по языку состоял из тридцатиминутного аудирования. Мы собрались в одном из залов фундаментальной библиотеки, где нам включили текст на английском. От нас требовалось отвечать на вопросы и вставлять нужные слова — по ходу звучания текста и без перерыва. Далее было полтора или два часа аналитического чтения. Нам раздали несколько очень сложных текстов. В конце каждого из них были вопросы, на которые надо было ответить. Вопросы были очень сложными, и ответы не лежали на поверхности. Их надо было извлекать из текста путем его анализа. Отсюда и название. В одном из текстов были пропущены несколько абзацев, а внизу эти абзацы были приведены вразнобой, причем один из абзацев был лишний. Требовалось вставить нужные абзацы на свои места и оставить лишний.

Экзамен по переводу состоял из перевода двух текстов. Один текст был общий и обязательный для всех. Это была подборка новостей из англоязычных СМИ на самые злободневные тематики: кризис в Греции, ИГ, какое-то там разоблачение Хиллари Клинтон и т. д. Второй текст можно было выбирать из трех имеющихся: юридический, экономический или технический. Я выбрал юридический — фрагмент из кодекса профессиональной этики устных переводчиков, работающих в международных судебных учреждениях.

На следующий день то же самое с незначительными изменениями повторилось с испанским языком. Утром был языковой экзамен, на котором, в отличие от английского, не было аудирования, но был лексико-грамматический тест. После обеда был экзамен по письменному переводу — нужно было перевести на русский язык статью из боливийской газеты о том, как Боливия пытается «отмыть» свой имидж на международной арене и отсудить в Международном суде ООН у Чили право на выход в открытое море.

В среду, то есть на третий день экзаменов, состоялся первый отсев. Сначала были названы те, кто точно не сдал первые два экзамена и выбывает с дальнейшей гонки (очень подходящее слово), далее произнесли фамилии тех, чье участие в последующих экзаменах было под вопросом. Там прозвучала и моя фамилия. Как стало известно позже, английский и испанский языки я сдал на 47 баллов из 100, но в то же самое время я показал очень хороший результат на экзаменах по письменному переводу: 74 из 100 по английскому и 80 из 100 по испанскому. Сказался опыт письменного перевода с этих языков на русский. После обсуждения, длившегося около двух часов, мне сказали, что к экзаменам по устному переводу меня допустят. С этой радостной новостью я пошел на обед, а потом — писать сочинение по русскому языку.

Темы, которые предлагались на сочинении, были одна экстравагантнее другой: от преимуществ и недостатков добычи сланцевой нефти до проблем сохранения и развития лесного хозяйства в России. Я выбрал защиту авторских прав в эпоху интернета. Кстати говоря, пришлось слово «Интернет» писать с заглавной буквы, хотя я убежденный и непримиримый противник такого варианта правописания. Шестьсот с небольшим слов я написал часа за два, потом еще около часа переписывал на чистовик.

День четвертый. Утром был экзамен по устному переводу с испанского на русский, а после обеда — с английского на русский и с русского на английский. Экзамен по испанскому переводу начался с небольшого собеседования. Нужно было рассказать о себе и ответить на вопросы. Потом был собственно перевод. Экзаменатор один раз прочитал статью (мне попалась про коррупцию в Испании) длительностью три минуты, которую требовалось перевести без записи. То же самое было и на английском языке, только в обоих направлениях.

До начала английского экзамена я узнал результаты испанского, и по этим результатам я проходил дальше. В назначенное время нас познакомили с комиссией, в которой были преподаватели Школы, в том числе один англоязычный переводчик из ЕС. Первый человек остался, остальные пошли ждать. Я шел вторым, поэтому ждал недолго. Перевод с английского на русский был про кризис в Греции и новое правительство. Вроде бы я с ним справился. А вот с русского на английский нужно было переводить про преимущества использования паровозов в швейцарских Альпах. Вот тут я и поплыл. Свой результат я узнал вечером по электронной почте. Этот день для меня оказался последним. Как бы там ни было, лучше было вылететь перед финалом, чем после первого тура.

Позже я узнал, что мне не хватило именно знаний английского языка и что если за ближайший год я эти знания усовершенствую, то смогу снова участвовать в приемных испытаниях (еще одно подходящее слово) и буду иметь все шансы поступить.

В заключение я хочу поблагодарить директора и преподавателей Школы за дружелюбную обстановку и абсолютно объективную оценку знаний.

В ближайший год планирую, как и раньше, работать с итальянским языком на всех направлениях (письменно, последовательно и синхронно — с языка и на язык), а также выполнять письменные переводы с английского и испанского языков на русский. Результаты экзаменов показали, что такие переводы я могу выполнять на достаточно высоком уровне.

Скорее всего, буду готовиться поступать на следующий год.

Более подробно о каждом дне экзаменов можно почитать на моей странице в Фейсбуке: день первый, день второй, день третий (раз, два и три), день четвертый (раз и два).

«Ландер 21», или Немного об Italian English

Очень часто можно услышать от коллег жалобы (вполне обоснованные) на китайский английский, индийский английский и другие «региональные» разновидности английского языка. А еще — на швейцарский немецкий. Про жалобы на Italian English я ни от кого не слышал, поэтому пришло время пожаловаться самому. Тем более, в комментариях в социальных сетях мне нередко доводится об этом говорить.

Первый случай

В ходе одной из бурных политических дискуссий в социальной сети facebook мне дали посмотреть вот это видео. Позже я его просмотрел еще раз десять, но так и не смог разобрать, что сказал оппонент Маттео Сальвини на 16-й секунде. Раз за разом мне слышалось что-то вроде «щьядо релаторе». Было непонятно, что это за «щьядо» такое. В итальянском языке этого слова нет. Что сказал выступающий на самом деле, удалось понять только с помощью коллеги. На самом деле это был shadow relatore или, если совсем по-английски, то shadow rapporteur, то есть теневой докладчик. Причем, в словосочетании shadow relatore есть еще и ошибка в порядке слов. На тот случай, если кому-то не нравится исконно итальянское relatore ombra, правильным с точки зрения порядка слов в итальянском языке будет relatore shadow, но никак не наоборот. Судя по результатам поиска в Google так тоже иногда говорят.

Второй случай

В отличие от первого, этот случай произошел со мной на поле боя в кабине, когда я переводил Фабио Капелло. Работал один, так как запись длилась относительно недолго. Несколько раз на протяжении интервью он отчетливо произносил словосочетание «ляндер вент уно», которое я, исходя из общего контекста речи, переводил как «Ландер 21». На протяжении всего интервью я был убежден, что это какая-то футбольная команда из серии Б. Есть же в Германии Шальке 04, почему бы и не быть в Италии «Ландеру 21». И только когда интервью уже готовилось к выходу в эфир, и спортивные редакторы задавали мне разные уточняющие вопросы, до меня дошло, что же имел в виду Капелло на самом деле. Он говорил о… молодежной команде! Under 21 которая. Только к английскому слову under он упорно добавлял итальянский артикль l’, а числительное 21 произносил тоже по-итальянски. Так и родилась в моем воображении команда-призрак «Ландер 21».

P. S. К моменту выхода передачи в эфир досадное недоразумение было устранено.

Нужен план В («бэ»). Кто что посоветует?

Как многим из вас уже известно, я готовлюсь поступать в Высшую школу перевода в Санкт-Петербурге. С английским (В) и испанским (С) языками. На данный момент свои шансы я оцениваю как 60/40. Соответственно, шестьдесят — что не поступлю, сорок — что поступлю. Причины тому две: 1) высокие приемные требования; 2) я относительно поздно спохватился. На тот случай, если в будущем году поступить мне все-таки не удастся, план С у меня уже есть: поступить через год. Вместе с тем, может быть, на поверхности лежит и план В, а я его не вижу?

Исходные данные для плана В.

1. Языки, как я уже сказал, английский (В) и испанский (С). Это кроме итальянского (продвинутый В, можно так сказать), польского (дремлющий С) и арабского (изучал несколько лет, но этот язык находится, можно сказать, в летаргическом сне).

2. Срок обучения — год или около того, как и в ВШП. Если больше, то ненамного.

3. Место обучения — предпочтительно Россия. Монтеррей как один из вариантов рассматриваю, но по разным причинам в самую последнюю очередь.

4. Цель — знания (не диплом как таковой) и востребованность. Конкретно — владение соответствующими языками на том же уровне, на котором я сегодня владею итальянским, умение работать последовательно и синхронно с этими языками.

5. Бюджет — аналогичный бюджету обучения в ВШП. Желаемый срок окупаемости вложений — год или два.

Против «клиентоориентированного» перевода

Не первый год замечаю, как один коллега с весьма интенсивным напором пиарит ересь, имя которой «клиентоориентированный перевод». Очень давно хочу высказаться по этому поводу, но не доходили руки. Теперь дошли.

С тех пор, как существует мир, у перевода была, есть и будет всего одна цель — познать истину. Эту цель можно сформулировать разными способами, но суть не поменяется. Мне ближе формулировка, написанная в итальянской присяге (far conoscere la verità), которую переводчик подписывает в суде, заверяя свой перевод. Такая формулировка указывает на то, что переводчик всегда остается нейтральным, беспристрастным и незаинтересованным ни в чем ином, кроме познания истины.

Короче говоря, перевод вообще ни на кого не должен быть ориентирован, но должен точно и правдиво на одном языке передать смысл написанного и (или) сказанного на другом языке. О какой «клиентоориентированности» вообще можно вести речь?! Что значит «перевод произведений Федерико Гарсия Лорки для гомосексуалистов»? А ведь это реальный случай, описанный коллегой. Этакий триумф «клиентоориентированности». Однако я считаю, что это уже не перевод, но отсебятина чистой воды. Никакой «клиентоориентированности» в переводе быть не должно. Что и как хотел написать и (или) сказать автор, то и так надо переводить.

При этом истина, само собой, означает не истину вообще, а истинность передачи того, что другой человек хотел сказать и (или) написать. Например, на одном из судебных процессов в Италии судья спросила у русского обвиняемого, что означает татуировка у него на руке. Обвиняемый ответил, что это имя его любимой девушки. Переводчик так и перевел. Передал истину, то есть перевел точно так, как сказал обвиняемый. Заседание продолжилось дальше. На татуировке у обвиняемого было написано… Магадан.

Важно подчеркнуть, что хороший перевод будет понятен далеко-далеко не всем. Каким бы ни был прекрасным перевод, например, диссертации по астрономии, вряд ли его до конца поймет доктор филологических наук, не говоря уже о тех, кто вообще далек от науки.

Конец.

Портрет идеального заказчика и идеального спикера

По мотивам сегодняшнего мероприятия

Идеальный заказчик вызывает переводчика за два часа до начала мероприятия, чтобы переводчик мог пообщаться со спикером, выяснить детали, отрегулировать темп речи. При этом отчет рабочего времени начинается в момент встречи переводчика с идеальным заказчиком, и никто этот вопрос не ставит на обсуждение. Идеальный заказчик заблаговременно присылает все необходимые материалы и высказывает все необходимые пожелания по рабочему процессу. Если нужно переместиться из точки А в точку Б, идеальный заказчик предоставляет автотранспорт с водителем.

Идеальный спикер в первые пять минут знакомства говорит переводчику: «Дергай меня за руку, если я увлекусь и слишком долго не буду делать паузы». При этом в первые же минуты выступления между идеальным спикером и переводчиком устанавливается визуальный контакт, скорость речи регулируется, как бы сама собой, поэтому никому никого за руку дергать не надо. И да! Я (!) не умею (!) последовательно (!) переводить (!) шесть минут (!) без перерыва (!), но я к этому стремлюсь и обязательно буду уметь.

Вернемся к идеальному заказчику и идеальному спикеру. Идеальный заказчик заботится о том, чтобы на рабочем месте переводчика стояла бутылка с водой и бокал. Когда выступление заканчивается, идеальный заказчик и идеальный спикер приглашают переводчика к столу. За столом идеальный заказчик дает возможность переводчику переводить все вопросы идеальному спикеру и все ответы идеального спикера так, чтобы у переводчика была возможность спокойно принимать пищу. Рабочее время продолжается. Когда настает пора прощаться, идеальный заказчик, идеальный спикер и переводчик жмут друг другу руки, говорят друг другу «спасибо» и прощаются на позитивных эмоциях с взаимным желанием встретиться когда-нибудь снова, чтобы так же хорошо вместе отработать еще одно мероприятие.

p. s. И самое главное. Если у идеального заказчика и у идеального спикера есть человек, хорошо владеющий двумя языками, но не имеющий опыта перевода на публичных мероприятиях, идеальный заказчик не станет мучить этого человека и бросать его на амбразуру, а обратится к профессиональному переводчику с необходимым опытом.

p. p. s. Портрет идеального заказчика и идеального спикера нужно вложить в рамку и повесить на видном месте. А остальные заказчики и спикеры пускай читают и берут пример с идеальных.

Мое интервью итальянскому журналу о Москве MOSCA OGGI

Читайте:
Интервью журналу MOSCA OGGI
Полная версия журнала не вмещается. Ищите на сайте: www.moscaoggi.ru